На кольце болтался брелок — изящный никелированный пистолет.

— Надо отблагодарить старушку, — сказала Орыся.

— А как же! Нина Владимировна уже преподнесла ей десятитомник Ивана Франко. Ты бы видела, как она радовалась! Книги у них ужасно дорогие. Ну, а мы, Сторожуки из Воловичей, решили скинуться и купить тётке Михайлине золотое колечко с камушком.

— Взамен того, что она продала? — усмехнулась Орыся.

— Да уж наше, наверное, будет подороже.

В Орысе взыграл размах, к которому приучил её Сергей. Она решительно распахнула дверцу шифоньера и сняла с вешалки новенькую, ни разу не надёванную дублёнку.

— Передай от меня, — сказала Орыся.

— Ух ты! — вырвалось восхищённо у Натальи. Она посмотрела на фирменный знак. — Бельгийская?! И тебе не жалко!

— Тётя Михайлина мне шубу, а я — дублёнку, — засмеялась Орыся.

— Так старушка в ней утонет, — разочарованно произнесла Наталка, приложив к себе дублёнку.

— Действительно, — огорчилась Орыся.

Но отступать не хотелось: сестрица ещё посчитает её жадной. И тут она вспомнила, что Кларе Хорунжей привезли из Ужгорода для дочери дублёный полушубок, весь расшитый национальным гуцульским узором. Сдаётся, он будет тёте Михайлине в самую пору.

Орыся тут же позвонила подруге и предложила обмен — дублёнку на полушубок. Клара даже не поверила в такое везение.

— Сейчас мы к тебе заедем, — сказала Орыся.

Когда они с Натальей вышли за калитку, Орыся опешила: к дому подходил… Лев Владимирович.

— Орысенька, дорогая, здравствуйте, — широко расставил он руки, словно хотел заключить её в объятия.

— Какими судьбами? — сделала Орыся вид, что обрадована.

— К вам, в гости.

«Этого ещё не хватало!» — подумала Орыся и ответила:

— К сожалению, вот, спешим…

— Ну что ж, — улыбнулся переводчик, — тогда в другой раз.

Он посмотрел на её особняк, поцокал языком:

— Прекрасное шале!

Чтобы поскорее увести его от дома, Орыся спросила:

— Куда вам? Можем подкинуть.

— Недалеко, в горисполком.

— Садитесь, садитесь, — настойчиво предложила Орыся, открывая заднюю дверцу.

Лев Владимирович с достоинством устроился на сиденье «Москвича», думая, что Орыся сядет рядом. Но она залезла на переднее сиденье.

— Вы исчезли, как Золушка, — сказал обиженно переводчик. — А я все искал ваш хрустальный башмачок.

— Он вам не понадобился, — с улыбкой ответила Орыся. — Обнаружили меня и без башмачка.

Доехали до горисполкома в считанные минуты. Прощаясь, Лев Владимирович спросил:

— Наш уговор в силе?

— В каком смысле? — не поняла Орыся.

— Жду вас в Москве, чтобы устроить в гостинице «Космос».

— В силе, в силе…

— И все же я вас буду встречать, — пообещал Лев Владимирович, многозначительно задержав руку Орыси в своей руке.

— Вот пристал, — вздохнула она, когда «Москвич» отъехал.

— Замучил меня вчера: куда ты пропала, почему. — Наталья покосилась на сестру. — Сразила, как видно, наповал.

Орыся промолчала.

Клара все ещё не могла прийти в себя от счастья: заполучить такую дублёнку!

— Давай поскорее, — торопила её со смехом Орыся, — а то передумаю.

Полушубок Наталья одобрила — национальный колорит и размер подходящий.

— И теплее старушке будет, чем в искусственной шубе, — добавила Орыся.

— В Воловичи? — спросила Шалак, заводя двигатель.

— Нет, — отказалась Орыся.

— Почему? Не хочешь попрощаться с тёткой Михайлиной? Она ведь завтра уезжает. Очень просила тебя приехать.

— Скажи, что нездорова.

Когда машина завернула в её переулок, сердце у Орыси радостно забилось: возле калитки стояла «Волга» Сергея.

— Слава богу! — невольно проговорила вслух Орыся.

— Что? — недоуменно посмотрела на неё Наталка.

— Так, ничего… — ответила Орыся.

И подумала, как здорово, что она спровадила московского переводчика. Неизвестно, чем бы кончилась их встреча с Сергеем.

Часть третья

Направляясь в такси к Киевскому вокзалу, Валерий Платонович Скворцов-Шанявский вдруг подумал о том, что в суёте и хлопотах последнего времени не заметил, как в город пришла весна. Она обрушилась в этом году внезапно, без подготовки. Ещё десяток дней назад сыпала с серого неба белая крупа, прохожие кутались в зимние пальто, шубы, меховые куртки, а теперь вот разгуливают чуть ли не в пиджаках и кофтах. Бульвары и скверы в центре Москвы покрылись бледно-зеленой кисеёй, а в воздухе, пропитанном бензиново-асфальтовой гарью, все явственнее ощущался тонкий аромат распускающихся листочков тополя.

Когда такси подъехало к зданию вокзала, башенка с часами которого золотилась в закатном небе, на душу Скворцова-Шанявского снизошло спокойствие: пусть все дела горят голубым огнём, главное — подлечиться и отдохнуть. Он уже предвкушал приятную поездку, конечно, если не испортит настроение попутчик, — в СВ купе двухместные.

В вагоне была идеальная чистота. На полу в коридоре — ковровая дорожка, на окнах — накрахмаленные занавески. Проводница — стройная девушка

— сама любезность.

В купе профессора сидело человек шесть: мужчина лет пятидесяти, остальные — молодые ребята. Все были смуглые. Чёрные волосы, чуть раскосые глаза. Речь восточная.

При появлении профессора старший поднялся и, улыбнувшись, произнёс:

— Проходите, проходите, дорогой сосед! — Он сделал жест остальным выйти. — Располагайтесь, мешать не будем. — И тоже вышел, защёлкнув дверь.

«С попутчиком, кажется, в порядке», — подумал удовлетворённо Валерий Платонович. Он переоделся в спортивный костюм, пристроил чемодан под сиденье и сел, блаженно откинувшись на спинку. С этой минуты профессор как бы начисто забыл Москву, связанные с ней хлопоты и неприятности, решив до возвращения ни о чем не думать.

Вскоре поезд тронулся, и в купе вошёл сосед.

— Ну, что же, будем знакомиться? — весело сказал он. — Мансур Ниязович Иркабаев.

— Рад познакомиться, — чуть наклонил голову Валерий Платонович, и, назвав себя, спросил: — Из Узбекистана?

— Совершенно верно, — улыбнулся Иркабаев и уточнил: — Из самой жемчужины Узбекистана — Ферганской долины… А вы москвич?

— Москвич, — кивнул профессор.

— И куда едете, если не секрет?

— Какой секрет, — вздохнул Скворцов-Шанявский, потерев правый бок. — Лечиться.

— О, я тоже в Трускавец! — радостно сказал Мансур Ниязович, но радость в его глазах быстро сменилась грустью. — Век бы не видел этого курорта, «Нафтусю»! — Он провёл рукой по пояснице.

— Почки? — сочувственно осведомился Валерий Платонович.

На лице Иркабаева промелькнуло страдальческое выражение.

— Шесть лет как наградили…

Профессора удивило слово «наградили», но расспрашивать посчитал невежливым.

Вошла проводница, чтобы взять билеты. Мансур Ниязович спросил, есть ли кипяток.

— Чай будет минут через пятнадцать, — сказала проводница.

— Прости, невестушка, но заварка у меня своя, — улыбнулся Иркабаев.

— Пожалуйста, титан — в конце коридора.

Попутчик профессора достал из сумки заварной чайничек, расписанный восточным рисунком, сыпанул в него добрую пригоршню чая и вышел. Когда он вернулся, купе наполнилось знакомым профессору ароматом.

— Чай не пьёшь, откуда силы возьмёшь! — весело сказал Иркабаев, извлекая из сумки кишмиш, чищеные ядра грецкого ореха, миндаль, чуть раскрытые солёные косточки урюка, курагу и восточные сладости. В довершение всего он положил на столик неправдоподобной величины лимон.

Глядя на эти приготовления, Валерий Платонович вспомнил Самарканд. Знойное марево, синие изразцы Биби Ханым и Гури-Эмира, величественный Регистан. В тамошней чайхане профессора потчевали тем же традиционным набором угощений. Правда, он так и не понял, почему узбеки сначала пьют чай, а потом уже едят плов и другую серьёзную пищу. Как бы там ни было, поездка в солнечную республику была успешной. Он был рад повторить вояж, но над его местными друзьями пронеслась буря…